«Посольство Рейха получило приказ уничтожить все секретные документы. Приказано всем сотрудникам посольства до утра 22 июня запаковать свои вещи и сдать их в посольство. Живущим вне посольства — переехать в посольство. Война начнется сегодня ночью».
Такое сообщение получило разведуправление Генерального штаба Красной Армии в субботу 21 июня 1941 года от агента «Курт». Настоящее имя — Герхард Кегель, заместитель начальника отдела экономики посольства Рейха в СССР в Москве.
Так что те, кто до сих пор верят в то, что Сталин не знал истинного положения вещей, не доверял неопределенным сигналам ненадежных источников, наподобие Уинстона Черчилля, как минимум верят в мифы. Мифов о 22 июня очень много, и все они рождены после смерти Сталина во время кампании Хрущева по разоблачению «культа личности».
Сообщение агента «Курт» из посольства Рейха — всего лишь одно, и самое яркое. Но были и другие, от других агентов. Например, от агента «Дож». Мы не знаем его настоящего имени. Потому что это был очень важный агент разведуправления. Известно лишь то, что он работал на СССР, будучи офицером объединенного командования генштаба Вермахта в Вюнсдорфе. Он сообщал информацию о планах Гитлера, которую слышал своими ушами, принимая участие в совещаниях, на которых председательствовал фюрер.
От путевых обходчиков на приграничных станциях бывшей Польши до самых высоких чинов Рейха — все сообщения говорили только об одном: Рейх намерен начать войну против СССР. И Сталин, и партия, и военные в Советском Союзе знали это. Знали и не готовились? Но почему? Этому придумали много разных объяснений.
Первыми мифотворцами в этом забеге стали ближайшие соратники Сталина, написавшие после его смерти множество воспоминаний, в которых они рисовали себя 22 июня решительными и всезнающими, а Сталина — растерянным и потерянным.
Все версии тянутся от них. «Сталин боялся Гитлера». «Сталин был параноик и подозревал всех во лжи». «Сталин не верил, потому что Рейх не заготавливал бараньи шкуры». «Сталин не доверял Черчиллю, потому что подозревал его в желании втянуть СССР в войну на своей стороне». Последняя версия, в отличие от предыдущих, кстати, имеет все основания. Да, Черчилль хотел втянуть в войну на своей стороне и СССР, и США, несмотря на то, что Гитлер неоднократно выступал с мирными инициативами. Черчилль жаждал продолжения войны.
У него получилось. Выступая 22 июня 1941 года с обращением к британцам, Черчилль козырял тем, что он обо всем предупреждал Сталина (что есть истинная правда), и намекал, что, мол, тот ему не верил. А Сталин не ответил на это. Почему? Ведь Сталин был чуток. Со слухом у Сталина было ой как все хорошо! Через пять лет, в 1946-м, когда Черчилль будет уже частным лицом и выступит с частной лекцией в колледже города Фултон, штат Миссури, Иосиф Виссарионович очень хорошо услышит его. И не только выступит с официальной реакцией, но и примет меры, именуемые холодной войной.
Сталин очень резко реагировал на любые выпады Запада. Даже если они исходили не от людей уровня Черчилля, а от СМИ. Известна официальная позиция, озвученная Сталиным в ответ на короткое сообщение французского информационного агентства «Гавас» в ноябре 1939 г. Это были молнии! Так что Сталин очень хорошо услышал намеки Черчилля на свою слепоту и глухоту. Услышал, но… не ответил. И вот именно отсюда следует рассуждать о причинах того, что мы оказались не готовы к нападению Рейха.
Конечно не потому, что Черчилль предупреждал, а Сталин не доверял. Сталин прекрасно услышал предупреждения Черчилля и вполне верил им, соотнося эту информацию с донесениями советской разведки. В СССР все только и говорили, что о войне. СССР проводил скрытное перемещение своих войск на западные границы. СССР знал даже дату нападения. Знал, но даже после вторжения думал, что это всего лишь провокация. Почему? Ответ прост.
Договор о ненападении! Пакт Молотова — Риббентропа, подтвержденный дальнейшими дипломатическими контактами СССР и Рейха. Договор, подписанный высокими сторонами, гарантировал то, что Рейх не нападет на СССР. И у Москвы, даже несмотря на донесения разведки и предупреждения явно заинтересованного Черчилля, не было никаких оснований верить в то, что Вермахт, Люфтваффе и Кригсмарине нарушат священные рубежи нашей с вами Родины.
Это подтверждалось в том числе и тем, что договор честно выполнялся. В субботу, 21 июня 1941 года, советско-германскую границу пересекли два (условно говоря) эшелона. Первый шел из СССР в Рейх. Он был гружен зерном. Другой шел из Рейха в СССР. Он прошел всего за полчаса до начала вторжения. 22 июня, в 2 часа 45 минут ночи. И содержал груз с оборудованием для машиностроительных заводов. Рейх честно выполнял все условия московского договора о ненападении.
Рейх находился в состоянии войны с Великобританией, ее доминионами и колониями, и не находился в состоянии войны с СССР. Это также очень важный факт. Рейх и СССР никогда не были союзниками. Никогда министерства и генштабы Рейха и СССР не планировали никаких совместных военных операций. Но после московского договора обе страны гарантировали друг другу ненападение. И не верить этому договору не было никакого повода.
Никогда никакая цивилизованная страна мира не нарушала договоры о ненападении, предварительно не денонсировав их. Никогда ни одно европейское государство не нападало без объявления войны. Особенно если речь шла о самой большой по территории и численности населения стране мира. Были донесения разведки. Особенно с границы. Я их видел. На границе Рейх накапливал ГСМ, технику и войска.
Не реагировать было нельзя, и Сталин через Молотова просил Риббентропа принять советского посла Деканозишвили. Его не принимали. Но немецкие грузы с военной техникой шли в СССР. Рейх выполнял договор. А раз это так, то бараньи шкуры ни при чем. У руководства СССР не было повода подозревать Рейх в подготовке к реальному нападению. В московском договоре было четко прописано то, что стороны обязываются обсуждать все проблемы, предъявлять претензии, денонсировать соглашение, если что.
Но Рейх не сделал ничего из вышеперечисленного. Он не разорвал договор о ненападении. Он не предъявлял претензий. Он не объявил войну. Это неоспоримо. А теперь представьте себе: можно ли заключить брак, не разведясь? Нет. И с международными договорами так же. Гитлер не разорвал пакт Молотова — Риббентропа. Поэтому сам Молотов, Сталин, Жуков и Мерецков не могли доверять донесениям разведки. Они не могли даже думать, что Гитлер нападет, если он не предъявил претензий, не разорвал договор и не объявил войну.
Да, они беспокоились. Да, они подняли войска. И вот еще один миф, придуманный авторами мемуаров о войне с очень золотыми погонами. Жуковым, например, и Буденным. Сталин спал в ночь на 22 июня. По их воспоминаниям можно подумать, что лично они не спали и находились в штабах. Сталин же спал, а разбудил его генерал Власик (начальник личной охраны), которому с трудом дозвонился Жуков. В воспоминаниях Буденного, собственно, — Буденный. Это ложь. Сталин не спал, свидетельствует Василий Пронин, председатель Исполкома Моссовета.
«21 июня 1941 г. в десятом часу вечера нас с секретарем Московского комитета партии Щербаковым вызвали в Кремль. Едва мы присели, как, обращаясь к нам, Сталин сказал: «По данным разведки и перебежчиков, немецкие войска намереваются сегодня ночью напасть на наши границы. Видимо, начинается война. Всё ли у вас готово в городской противовоздушной обороне? Доложите!» Около 3 часов ночи нас отпустили».
Оснований верить Жукову, начальнику Генерального штаба РККА, фактически проворонившему нападение немца, нет. У Жукова после смерти Сталина были мотивы рассказать именно ту историю, которую он рассказал в «Воспоминаниях и размышлениях». Зато есть все основания верить главе гражданской администрации Москвы, который не имел никаких мотивов обелять себя в связи с неудачной подготовкой к войне и проведению ее начальной фазы.
Так что в три часа ночи, 22 июня 1941 года, товарищ Сталин находился в Кремле. И трудно представить, что через сорок минут Жуков разбудил Сталина, который спал совсем в другом месте. Сталин вообще ложился спать в пять утра, безотносительно к войне и миру. В ту ночь вообще никто не спал из высшего руководства СССР.
Мог ли Сталин спать, когда ему в субботу, 21 июня, доложили: агент «Курт» сообщает, что война начнется сегодня ночью? По причине чего в половине одиннадцатого вечера Иосиф Виссарионович говорил главе Моссовета, что начнется война. Мог Сталин спать в 3 часа 40 минут 22 июня? Этого быть не может, потому что этого не может быть никогда!
А солдат 221-го полка Вермахта Альфред Лисков, кинувшийся в пограничную реку на нашу сторону, чтобы предупредить своих однопартийцев-большевиков о готовящемся вторжении? О нем тут же доложили в Москву. И еще об одном перебежчике. Нет, в ночь на 22 июня Сталин не спал. Никто не спал.
Вот откуда все главные тезисы речи Сталина 3 июля 1941 года. Без предъявления претензий. Без объявления войны. И в 1945 году при оглашении новости о Победе.
«Зная волчью повадку немецких заправил, считающих договоры и соглашения пустой бумажкой, мы не имеем оснований верить им на слово».
Итак, видя то, что Рейх выполняет договор о ненападении, не предъявляет претензий, ультиматумов и не денонсирует соглашение, Сталин и его соратники не имели оснований верить в то, что Рейх нападет на СССР 22 июня 1941 года. Именно поэтому Жуков после войны не был наказан за то, что проворонил нападение Германии. И никто не был за это наказан. Ситуацию сочли, выражаясь современным языком, форс-мажором.
Это единственно верное объяснение того шока, который произвело вторжение врага, маскировавшегося другом. Для сравнения: СССР и Япония имели договор о ненападении, аналогичный пакту Молотова — Риббентропа. Но никому не пришло (пока) в голову называть СССР и Японию союзниками, планировавшими нападение на США в декабре 1941 года. А нападение СССР на Японию никто не может назвать вероломным — без объявления войны. СССР, выполняя требования союзников, сначала денонсировал договор, а затем объявил войну Японии.
Ну и наконец, последний миф о том, что формулировка «без объявления войны» — сталинская пропаганда. Мол, на самом деле Рейх войну СССР объявил. Это самая наглая ложь из всех. Ревизионисты утверждают, что долгие годы тезис о нападении без объявления войны не учитывал Ноту, зачитанную министром иностранных дел Рейха Риббентропом полпреду СССР в Германии Деканозову (Деканозишвили) в Берлине, и Ноту того же содержания, которую передал посол Рейха в Москве Шуленбург наркому иностранных дел и председателю Совнаркома Молотову. Эту Ноту ревизионисты называют «объявлением войны».
Легко проверить, почитав «меморандум Гитлера». Он не содержит слов «объявить войну». А дальше — просто факты о точном времени начала вторжения и времени, когда СССР получил Ноты.
Вторжение началось до того, как германские дипломаты объявили о нем дипломатам советским. Авиационный налет, предваряющий наземное вторжение, начался около трех часов ночи 22 июня 1941 года. В 3:06 по московскому времени начальник штаба Черноморского флота СССР, контр-адмирал Елисеев приказал открыть огонь по немецким самолетам, чем нарушил директиву Генштаба «не поддаваться на провокации».
Этот решительный и самоотверженный поступок честного солдата и сознательного краснофлотца стал первым доказанным боевым приказом, отданным в вооруженных силах СССР в ходе Великой Отечественной войны.
Все факты, которые я изложил, являются главной причиной, предопределившей всю военную кампанию 1941 года с катастрофическими, великими поражениями наших войск. Эти факты являются также законным и справедливым основанием того, что нападение нацистской Европы во главе с Германией на нашу страну в 1941 году ни в коем случае нельзя называть эпизодом Второй мировой войны. И нельзя рассматривать нападение Новой Европы на СССР — по воле Гитлера — в контексте истории всей Второй мировой войны.
Для советского народа это была Великая Отечественная война. Именно так сразу после начала вторжения новоявленных «двунадесяти языков» ее назвали в советской прессе, именно так назвал ее генералиссимус Сталин в своем обращении к братьям и сестрам 3 июля 1941 года.
Почему это так важно — доказать, что Германия и нацистская Европа напали на СССР без объявления войны? Потому что сегодня политические перевертыши во имя шкурных интересов намерены изменить в памяти современных поколений отношение к нашей истории и делу наших предков. И с ними обязательно нужно бороться.