Завершаем рассказ о художнике Александре Мурашко в рамках мультимедийного циклового проекта “КАЛИНОВЫЙ К@ТЯГ”
После творческого триумфа в Мюнхене много что Александр Мурашко мог себе позволить. В 1909 г. Киевское художественное училище, подчиненное Санкт-Петербургской Академии искусств, пригласило художника возглавить одну из мастерских живописи. К сожалению, в том учебном заведении все еще обучали по казенным программам давно умершего классицизма, и даже такая энергичная личность, как Александр Александрович, не растормошило училище от беспробудного сна. В конце третьего года преподавания прославленный художник оставил уютное местечко, предпочтя ненадежный хлеб свободный художник.
В том же году решительно изменилась и личная жизнь художника: 19 апреля 1909 г. в Десятинной церкви 33-летний Александр Александрович повел под венец 28-летнюю дочь уважаемого в городе киевского нотариуса Маргариту Августовну Крюгер (1880-1938) и так навсегда породнился с почтенной семьей Праховых. Родная сестра его жены – художница и скульптор Анна Августовна Крюгер-Прахова (1876-1962), вышла замуж за сына профессора Киевского Императорского университета А. В. Прахова – Николая Адриановича, художника и искусствоведа.
Портрет Маргариты Мурашко на о.Капри, 1909 г.
Для обоих молодоженов это был первый брак. По венчании пара отправилась в свадебное путешествие в Италию; они посетили Венецию, Рим и остров Капри, где летом жила большая семья Праховых. Там Александр создал яркие, солнечные полотна, среди которых был и первый портрет жены Муси, как мастер нежно, по-украински, называл свою Маргариту. Моделью супруга оказалась идеальной.
Впрочем, с нескрываемой любовью Александр Мурашко писал многих родственников. Оставалась единственная пустота… Поскольку детей в семье Мурашко за четыре года не появилось, в 1913 г. они удочерили годовалого младенца, девочку Катю, которая в замужестве стала Екатериной Александровной Гай. Из Москвы в Украину приемная дочь в последний раз приезжала в 1962 г. – с тех пор о ней ничего не известно.
***
Что касается Александра Мурашко, то в его творчестве наступила золотая эпоха.
На террасе, 1910 г.
После серии успешных немецких выставок украинец получил почетное приглашение в апреле-октябре 1910 г.. принять участие в IX Венецианской биеннале (Venice Biennale), где российский павильон появился лишь в 1914 г. Да и то, на средства украинского мецената, коллекционера Богдана Ханенко. Оргкомитет итальянской экспозиции отобрал две картины киевлянина – “Воскресенье. Тихая грусть” (1909) и “На террасе” (1910); обе получили положительные отзывы и посетителей, и авторитетных европейских арт-критиков, не всегда благосклонных к живописцам из высокомерной Российской империи. Просто на Венецианской биеннале полотна Александра Мурашко были приобретены коллекционерами: одно отправилось в Бухарест, другое – в Нью-Йорк.
Маргарита Августовна Крюгер-Мурашко
Неловко даже риторический вопрос ставить: почему киевский художник не делал карьеру в Москве? Да, он выставлялся в экспозициях Союза русских художников в 1911-1912 гг. Но, как заметила в мемуарах Маргарита Августовна Мурашко, “Москва не приняла А[лександра ] А[лександровича ] так, как ему того хотелось”. И как свободный человек, не только свободный художник, он выбрал просвещенную Западную Европу, а не Евразию с высокомерной Московией.
В 191 -1912 Мурашко принял участие в нескольких выставках Мюнхенского “Сецессиона” (“Münchener Secession”) – вот когда слава, завоеванная в Западной Европе, эхом покатилась нашими территориями. Европейская популярность вызвала отголосок в России. Иметь портрет кисти Александра Мурашко стало престижно. С волной заказов появились состояние, возможность писать для души, исключительно то, что волнует. В тот период, словно возвращая родной земле долги, с удовольствием Александр Александрович рисовал сельские горизонты, портреты простых крестьян, пытаясь воспроизвести душевную чистоту, жизненную мудрость и нелегкую судьбу простого украинства.
***
К сожалению, не все так безоблачно складывалось в жизни художника. 17 мая 1910 г. умер отчим, Александра Ивановича Мурашко похоронили на Лукьяновском кладбище. Дом на тесноватой и темноватой Малой Житомирской, 14, где постоянно под окнами названивавл трамвай, перешел в наследство названному сыну, что утвердило решение Киевского окружного суда. Им вдвоем, с женой Маргаритой Августовной, огромная по площади недвижимость в шумном центре города была ни к чему.
Усадьба Мурашко на улице
Багговутовская, 25 (разрушена)
13 марта 1914 г. муж оформил купчую, по которой классный художник А.А.Мурашко продал усадьбу черниговскому дворянину Константину Владимировичу Котляревскому за 100 тысяч рублей. Той кучей денег супруги уплатили кредиты и долги, а в тогдашнем пригороде, на Лукьяновке, у вдовы мещанина, Дарьи Романовны Домбровской по купчей от 22 апреля 1914 г. приобрел небольшую усадьбу по улице Федоровской, 25 (ныне – ул.Багговутовская), общей площадью 502,5 кв. сажень (23 сотки).
Здесь образовалась солидная художественная коммуна. В начале XX века на Лукьяновке жили многие известные люди: художники – Николай Пимоненко, Александр Мурашко, Владимир Орловский, Владимир Менко, Иван Селезнев, Павел Мазюкевич, Анна Крюгер-Прахова; писатели – Иван Нечуй-Левицкий и Олена Пчилка; композиторы – Михаил Леонтович, Кирилл Стеценко, Генрих Бобінский.
***
В одиночестве или в теплой компании наслаждаться некогда живописными пейзажами Лукьяновки оказалось не для него. Прошло четыре года с тех пор, как он оставил преподавание, но, подобно своему дяде, Николаю Ивановичу Мурашко, осенью 1913 г. Александр Александрович открыл собственную Художественную школу-студию – классы живописи и рисования, в которой со-руководителями стали: свояченица, живописец, график, скульптор Анна Августовна Крюгер-Прахова и живописец, график Абрам Борисович Козлов (1877-1933). В Киеве образовательное учреждение расположился на чердаке 11-этажного доходного дома Льва Гінзбурга, по улице Институтской, 18.
Почти сразу Художественная школа-студия А. А. Мурашко завоевала огромную популярность: на первый семестр записалось более ста человек. Кроме специальности, здесь преподавались и другие предметы. Например лекции по анатомии читал профессор медицины Роман Иванович Гельвиг (1873-1920), по истории изобразительного искусства – искусствовед и теософ Евгений Михайлович Кузьмин (1871-1942), философии новейшего искусства (биологическая основа живописи) – профессор, доктор биологических наук Михаил Михайлович Воскобойников (1873-1942).
Слушателей в киевский небоскреб на улице Институтской, 18, магнитом притягивал не только самобытный талант и европейская популярность Александра Мурашко, но составленные им учебные программы, жизнерадостный нрав, новейшие педагогические наставления. В частности, рутинные антики (гипсовые слепками с прославленных античных скульптур и статуй), над которыми раньше годами корпели ученики, здесь почти не использовались.
Уже в общих классах студенты рисовали с натуры, углем, карандашом, рисовали жизнь – цветы, предметы, овощи. Представьте, рисовали в два тона, с натуры и масляными красками, а впоследствии – и полной гаммой, тогда как слушатели старшего отделения изучали постановку фигуры и изучали не только живопись, но и анатомию.
Он мечтал и вдохновлял, стремясь собрать вокруг студии лучших молодых живописцев, чтобы киевскую рисовальну школу поднять до уровня Академии искусств. По его плану, Город на семи холмах должен был стать “Украинскими Афинами”. Художественное развитие решительно перечеркнула I Мировая война. Большинство творческих планов было похоронено, но не бурная жизненная энергия Александра Мурашко.
***
Идеями и замыслами, поступками и делами фонтанировал Александр Александрович. В новом благородном деле он стал одним из основателей, когда в 1916 г. начало оформляться Общество киевских художников. Вот когда пригодился его опыт практической организации и участия в “Новом обществе художников”.
Для начала предстояло согласовать проект, над которым они работали вместе с другом, художником и искусствоведом Николаем Праховым, а затем утвердить устав творческого объединения. Товарищам и коллегам А.А. Мурашко признавался:
– Мне нужна украинская Академия искусств в родном городе Киеве, где столько света, столько красоты.
Прошел год сплошных социальных потрясений, и 22 ноября (3 декабря) 1917 г. самая большая надежда Александра Александровича сбылась: на улице Большой Владимирской, между Фундуклеевской и Бибиковским бульваром, в Киеве была основана Украинская академия искусств (УАМ), а 5 (18) декабря 1917 г. в здании Украинской Центральной Рады, возглавляемой Михаилом Грушевским, официально открылась и новая государственная институция с ежегодным бюджетом 97400 руб., получившая право беспошлинно получать зарубежную литературу и художественные произведения.
Ректорами национальной Академии искусств были: Василий Кричевский (1917-1918), Федор Кричевский (1918, 1920-1922), Александр Мурашко (1919), Георгий (Юрий) Нарбут (1919-1920), Михаил Бойчук (1920). Первыми профессорами стали: Михаил Бойчук (монументальное искусство, фрески и мозаика), Николай Бурачек (пейзаж), Василий Кричевский (народное искусство, орнамент, архитектура, композиция), Федор Кричевский (портрет, скульптура, сюжетно-историческая живопись), Абрам Маневич (пейзаж; наш второй отечественный импрессионист), Александр Мурашко (жанровая живопись), Михаил Жук (станковое живопись, рисунок), Георгий Нарбут (графика), Даниил Щербаковский (украинское народное искусство, история украинского искусства).
Праздничные торжества пролетели быстро, надо было приступать к работе. Состоятельные ученики Художественной школы-студии А.А.Мурашко, а это были дети высокопоставленных служащих, коммерсантов и интеллигенции, почти единодушно перешли в его мастерскую, где вместе с ним работали до весны следующего года… Как вспоминала в мемуарах Маргарита Августовна Мурашко, “последние три-четыре месяца до смерти Александр Александрович исполнял обязанности ректора Академии”.
– А как же Василий Кричевский? – спросите вы, и будете правы.
Объясню. В различных документах первыми ректорами УАМ назван Василий Кричевский (1872-1952), который быстро отказался в пользу более опытного в педагогических делах младшего брата, Федора Кричевского (1879-1947), Александра Мурашко и Георгия Нарбута. Почему такая путаница? Это было время Руины, в годы Украинской революции 1917-1920 гг. власть в Киеве менялась 14 раз, и в зависимости от новых повелений и наставлений снимали и назначали ректоров. Первых, в том числе.
***
Как жилось его многострадальному детищу – Украинской академии искусств? В апреле 1919 г. приобретенное за средства благотворителей помещения высшей художественной школы на улице Большой Подвальной, 38 (возле Сенной площади), большевистская власть не просто закрыла, но заколотила двери досками, а имущество было заброшено на чердак. Тогда Георгий Нарбут (1886-1920) разместил Академию в собственном жилище – в частном доме в Георгиевском переулке, 11, где она дождалась 30 августа 1919 г. прихода Добровольческой армии генерала Деникина. Несмотря на ужасные условия, при большевиках Академия обзавелась собственной библиотекой и галереей, заведующим которым стал искусствовед Федор Эрнст (1891-1942).
Из года в год заведение расширялось. Если в 1918-1919-м учебном году в Академии обучалось 140 студентов, то в 1921-1922 – около 400. Среди них были Тимофей Бойчук, Сергей Колос, Оксана Павленко, Иван Падалка, Василий Седляр, Александр Довженко, Василий Кричевский-младший, Николай Рокицкий, Александр Саенко.
В голодные, лихие, суровые месяцы близким Александр Мурашко жаловался только на одно: почти все время поглощает рутинная административная работа, так или иначе связанная с делами Академии искусств; на живопись совершенно не хватает времени. Добавьте к этому активную общественную деятельность живописца, который подвижнически работал в Художественном совете при Народном комиссариате просвещения УНР, наивно надеясь:
– Вот совсем немного мне осталось и, переделав неотложные дела, я вернусь к любимым кисти, красок, подрамнику.
***
Первые звоночки предупредительно зазвенели в мае 1919 г., когда Александра Мурашко арестовали прямо на улице, остановив с проверкой документов. Отвезли задержанного, как потом выяснилось, в Дарницу, – киевский пригород, тогда, вообще, относившийся к Черниговской губернии. Умели чекисты запутывать следы…
Когда ночью муж не вернулся домой, несмотря на комендантский час, Маргарита Августовна побежала к старшей сестре Анне Августовне Крюгер-Праховой и ее мужу – Николаю Адриановичу Прахову: с Лукьяновки на Большую Житомирскую. Утром родственники организовали поиски пропавшего. В Чека на запрос сухо ответили:
– Ничиво не знаем. Ждите. Может, найдется: загулял. По нашей линии не проходил.
Действительно, через несколько дней Александр Александрович постучал к Праховым – голодный, измятый, обросший щетиной. На тревожные расспросы он отвечал кратко, сдержанно, взвешенно, только потом, когда они остались с товарищем вдвоем, признался (цитирую по очерку “Три гвоздя” Ефрема Рябова):
– Меня разбирала тройка, – вел Александр скупой подробности рассказ. – Уверен, был то виказ. Но придраться ни к чему было. Ты же знаешь, я – из босяков. На самом деле, это все глупости, мои объяснения их удовлетворили. Не это главное. Знаешь, кого я там видел?
– Не медли. Говори, – нервничал Николай Адрианович.
– Случайно я видел за столом в одной из комнат Михаила Бойчука. Кажется, он меня не узнал.
– И слава Богу, – обрадовался Прахов. – Надо держаться подальше от политики. Деникинцы уже наступают на Киев.
***
О последнем периоде жизни Александра Мурашко подробно рассказал украинский художник, архитектор и искусствовед Георгий Лукомский (1884-1952); в 1917-1919 гг. они вместе работали, поскольку в Киеве Георгий Крескентиевич служил заведующим отделом описания, реставрации и музеефикации памятников архитектуры, в том числе Св. Софии. 20 апреля 1920 г. Г.К. Лукомский оставил Украину и через Константинополь эмигрировал в Париж. В берлинском издательстве “Грани” он напечатал брошюру “Венок на могилу пяти деятелей искусства (Памяти Г. Нарбута, В. Модзалевского, А. Мурашко, П. Дорошенко и К. Шероцького)”.
Да, великоватая, но сверенная с оригиналом цитата:
– А.А. Мурашко я видел в последний раз в день его смерти. Был жаркий летний вечер. Александр Александрович, который служил заведующим художественно-издательского отделения Всеукраинского издательского комитета (Всевидав. – А.Г.) при ЦВКе, сильно волновался. Мы, не совсем поняв друг друга, долго спорили, кому быть заведующим, а кому помощником…
В ЧК был изрядный сумбур. Случалось немало “ошибок” из-за поспешности и неуверенности во власти, и вот то, что постигло бедного А.А. Мурашко, – бесспорно, одна из таких ошибок, в связи с перепутанными спискам (чрезвычайки. – А.Г.), случайно не вычеркнутая рукой Лациса (или: Петерса; председатель Всеукраинской ЧК, который лично руководил Киевской ЧК, и зампред ВЧК. – А.Г.) фамилия на клочке бумаги, вписанная, возможно, по другому делу… Впрочем, А.А., повторяю, бесспорно, находился в украинских партиях – члены их подвергались притеснениям. В то время антибольшевистские войска уже двигались от Житомира на Киев.
Вместе с женой в час ночи А.А. Мурашко возвращался из гостей в свой домик на Лукьяновке. Так поздно ходить он не страшился, поскольку имел в кармане выданный Всевыдавом билет-пропуск. Когда мы с ним попрощались в полшестого вечера, он, прекрасно это помню, был чем-то заметно расстроен, словно еще чем-то, кроме раздоров в Всевыдаве. Он спешил. Едва мы попрощались и, бросив нам последние слова упрека в том, что его подводим, он ушел, спускаясь по лестнице огромного дома на Фундуклеевской, 32 (сейча – ул.Богдана Хмельницкого. – А.Г.). На его слова никто из нас не отозвался. Постоянно заикаясь, повторяя “так сказать”, он что-то еще бросил уже внизу, но мы не расслышали, потому что громко говорили о другом. Его фигура, как сейчас вижу, в сером костюме, симпатичный профиль мигнула четким рисунком на фоне солнечной стороны улицы (в арке). У меня тогда мелькнула мысль, какое-то бессознательное, как теперь говорят, подсознательное плохое предчувствие: куда, думалось вот он спешит, пошли бы, поболтали о делах, что его так смутило? Я спросил Козлова (живописец Абрам Борисович Козлов. – А.Г.): почему они не разбираются с Мурашко? Тот ответил, что это не так. Просто у Мурашко неприятности – его вызвали в ЧК, кажется, даже арестовывали за неуплату контрибуции за бывший дом (он имел собственный особняк, унаследованный от отца). Якобы в ЧК он повел себя неосторожно, о чем жена Мурашко мужу потом высказала. Его уволили на основании бумаги, свидетельствовавшей о его должностном положении. Впрочем, заявление о нежелании платить долг и некоторые фразы, – со слов жены, – могли поразить самолюбие каких-то двух-трех красноармейцев и стоить жизни.
Маргарита и Александр Мурашко
Так именно и случилось. В первом часу ночи к нему, шедшему под руку с женой, приблизилась компания из трех солдат и заявила, что его арестовали, и жене он должен отдать все, что есть ценного, потому что его немедленно должны доставить в суд. Чувствуя что-то неладное, М. попросил, чтобы и жена сопровождала его, но ее насильно заставили вернуться домой. Едва она дошла до крыльца дома, как увидела, что муж кинулся бежать. Наверняка, за эту одну-две минуты Александр Александрович понял, что его ведут не в ЧК, а просто в поле, на расстрел без суда, поскольку направление, избранное конвоирами, вело именно в сторону выезда из города, а не на Липки. Прекрасно зная местность и полагая, что солдаты не ориентируются так хорошо на окраине, он решил добежать до известной ему колдобины, образовывавшей под забором щель, куда можно было пролезть и, оказавшись в саду, скрыться под покровом ночи. И едва он втиснулся в канаву, как пиджак (врезалось в памяти серый костюм, в котором он был днем) на спине за что-то зацепился, и он застрял под забором. Поскольку беглец пролазил ногами, голова его осталась по эту сторону (на улице), а туловище и ноги оказались уже в саду; его догнали. Мгновение – и он, возможно, спасся бы, – но выстрел в затылок – и смерть на месте. Без следа исчезли убийцы. “Случай” тот стоил жизни чрезвычайно талантливому художнику Украины…
Да, он учился в Петербурге и Мюнхене, но его школа сможет всегда оставаться украинской. Я не видел его последних работ, ни разу не бывал ни у него дома, ни в мастерской, но видел авторские картины в Мюнхене, Венеции, Риме. То были прекрасные, богатые произведения.
***
Александра Мурашко был убит в ночь с 14-го и 15 июня 1919 года недалеко от собственного дома на Лукьяновке – выстрелом в затылок. В приусадебном саду дома №18 на Дорогожицкой улице первый украинский европеец погиб на 44-м году жизни, полный новых идей и творческих замыслов. Тогдашняя пресса написала, мол, “был ограблен и убит бандитами”. Действительно с покойного академика убийцы сняли пиджак, жилетку, обручальное кольцо, перстень с драгоценным камнем, а из кармана вытащили бумажник, хотя оставили дорогую булавку для галстука и ботинки. Лошадки помчались дальше, карусель осталась на месте.
Могила Александра Мурашко на Лукьяновском кладбище
От Украинской академии искусств гроб с телом убитого мастера, накрытый красной китайкой, как гроб казацкого предводителя Ивана Сирко на конкурсной картине “Похороны кошевого”, студенты и общественные активисты несли на руках до кладбища. Похоронили погибшего на Лукьяновском кладбище – участок № 20, ряд 14, место 37. Группа авторов надгробия из черного гранита (1987) – Г .Гавриленко, Н. Химич, В. Чечил; руководитель творческого коллектива – Николай Андреевич Стороженко.
Когда в июне 1919 г. профессора Академии Александра Мурашко красноармейская быдлота застрелила, внезапно завершилась целая эпоха в украинской живописи, и никто даже расследования не провел! Нет, вдова Маргарита Авгусоівна пыталась возбудить уголовное дело, на что молодой следователь ЧК тихо предупредил:
– Матроса Андрея Полупанова, который застрелил вашего мужа, я нашел и допросил. Ныне он находится далеко, на Крымском фронте. Клубок очень запутан и концы уходят в такие высокие сферы, что я не берусь теперь его разматывать, и вам не советую продолжать поиски. Мужа вы все равно не воскресите, а себе наделаете кучу больших неприятностей…
***
Чтобы в Украине истребить национальную интеллигенцию, через месяц-другой большевики устроили первый искусственный голод. Часть профессоров Украинской академии искусств вынужденно выехала в провинцию, где, хоть как-то смогла выжить. В частности, 40-летний живописец Федор Кричевский отправился в село Шишаки Полтавской губернии. Там бывший ректор приобрел обычную хатку и лишь со временем перестроил его по проекту старшего брата.
Те из них, кто выжил, сопротивление российскому большевизма оказали, как и чем могли… Впоследствии эта крестьянская мазанка в Шишаках на время летней практики студентов становилась официальным филиалом Украинской академии искусств. Здесь Федор Григорьевич собрал немалую коллекцию народного искусства – ковров, вышивок, керамики, иконописи. И пусть в 1922 г. распоряжением Киевского губернского отдела профессионального образования при Наркомате образования УССР Академию реорганизовали в… Киевский институт пластических искусств, медленно красота возвращалась в жизнь, пусть и коммунизированную.
Сельская семья, 1914.
…Тем временем вдова погибшего художника делала что могла, всячески заботясь о творческим наследием мужа. Маргарита Августовна способствовала публикации первой книги об Александре Мурашко, предоставляя автору материалы и иллюстрации, заботилась, чтобы полотна мужчины попали в государственные и частные собрания. О последнем свидетельствует дневник искусствоведа, музееведа, сотрудника и заведующего художественного (живописного) отдела Всеукраинского исторического музея (ныне – НХМУ) Федора Эрнста, где он неоднократно упоминает о помощи М.А. Мурашко “в деле картин Александра Мурашко”. Только благодаря страдалице, в музейной коллекции оказались показательные полотна художника: “Старый учитель (портрет Николая Мурашко)” (1906), “Крестьянская семья” (1914), “Продавщицы цветов” (1917) и другие.
Продавщицы цветов, 1917.
Ей постоянно слышались чистые слова человека, которого в Вечность несла карусель:
– Будьте в искусстве как дети – искренни и непосредственны.
Александр Рудяченко. Киев.